Фрукты и труд взрослых в садах

Фрукты. Труд взрослых в садах. Подготовительная к школе группа

В ясный полдень, на исходе лета,
Шел старик дорогой полевой;
Вырыл вишню молодую где-то
И, довольный, нес ее домой.
Он глядел веселыми глазами
На поля, на дальнюю межу
И подумал: «Дай-ка я на память
У дороги вишню посажу.
Пусть растет большая-пребольшая,
Пусть идет и вширь и в высоту
И, дорогу нашу украшая,
Каждый год купается в цвету.
Путники в тени ее прилягут,
Отдохнут в прохладе, в тишине,
И, отведав сочных, спелых ягод,
Может статься, вспомнят обо мне.
А не вспомнят — экая досада,
— Я об этом вовсе не тужу:
Не хотят — не вспоминай, не надо,
— Все равно я вишню посажу!»

Василий Александрович Сухомлинский «Пахнет яблоками»
Тихий осенний день. В яблоневом саду гудят шмели. Они прилетели к яблоку, что упало с дерева и лежит на земле. Из яблока течет сладкий сок. Облепили яблоко шмели. Село солнце. А в саду пахнут яблоки, нагретые солнцем. Где-то запел сверчок. Вдруг с яблони на землю упало яблоко — бух... Сверчок умолк. Пролетела вспугнутая птица. Где-то за лесом в ночном небе зажглась звезда. Снова запел сверчок.
Уже и месяц плывет по небу, а яблоки еще пахнут горячим солнцем.




Борис Степанович Житков
«Что я видел»

САД
Мы с Марусей пошли в сад
 Утром мне бабушка сказала, что я пойду с девочкой с одной смотреть яблоки. Я просил, чтобы потом, после яблоков, всё равно пойти к дедушке, который мне дал кабак, как бутылочка.
   Я уже всё молоко выпил, что бабушка принесла, и тут пришла девочка.
   Она совсем большая. Её зовут Маруся. А потом ещё девочка пришла и тоже сказала, что пойдёт с нами. Бабушка сказала, что этой девочке нельзя, потому что она должна учиться представление показывать. Бабушка её не пустила.
   Мы с Марусей пошли, и Маруся говорила, какое интересное представление будет, и один мальчик будет красноармейцем, а другой ещё мальчик есть — он собакой будет. И он будет лаять, и кусаться тоже будет, и совсем весь будет в собачьей коже, и на четырёх лапах будет бегать.
   Это вечером будут показывать, и все будут смотреть.
   Маруся немножко непонятно говорила — она по-украински говорила.
   И я не всё понимал и тоже говорил:
   — Як? Як?
   По-русски «как», а по-украински «як». Маруся говорит, а я, когда не понимаю, кричу: «Як? Як?» Она тогда опять говорит, и мы так всё шли за ручку.
Про абрикосы и про яблоки
 Сначала по дороге шли, а потом Маруся меня пересадила через заборчик, а там сад.
   Там деревья, все снизу белые. И выкрашены. А Маруся сказала, что не выкрашены, а извёсткой вымазаны, чтобы муравьишки не лазили, а то они залезают и едят яблоки и абрикосы.
   Маруся сказала, что абрикосы ещё вкуснее яблок. Только они уже давно поспели, и их уже сорвали. Они жёлтые, прямо даже красные немножко и очень мягкие. А косточка большая, и её можно расколоть, и там большое зёрнышко. Оно вкусное, как орех.
   Только ни одного абрикоса уже не было.
   Потом я вдруг увидел дерево, а на нём большие яблоки. И одна ветка совсем низко. Маруся сказала, что нельзя рвать. А их там было так много, что я думал, что это они нарочно привешены.
   Маруся сказала, что на ветке много яблок и она может поломаться. А она потому не ломается, что снизу палки подставлены. Они в землю воткнуты, а наверху у них рожки. И ветка на рожки налегает, и ей не тяжело от яблок. Этих палок там очень много стояло. Они ветки поддерживают.
   Маруся сказала:
   — Ось як!
   Да и взялась за палку рукой и немножко потрясла. Совсем чуть-чуть. И вдруг два яблока упали. И одно — большое-пребольшое — прямо мне по голове.
   Я сразу хотел засмеяться и хотел яблоко схватить, а потом заплакал, потому что очень больно. И потому что думал, что это Маруся нарочно затрясла, чтобы яблоки на меня падали.


Зачем палки
 Вдруг залаяла какая-то собачка. И она выбежала к нам. Совсем маленькая.
   Я её не боялся, а потом увидел: идёт дядя. И дядя кричит:
   — Гей, кто там?
   Я увидел, что это Матвей Иванович. И Матвей Иванович сказал:
   — А, это Алёшка! Чего ты плачешь?
   А я уже не плакал. Маруся стала мне головой мотать и бровями делать.
   И ещё тихонько пальцем погрозила: это чтоб я не говорил про яблоко.
   Я и не сказал ничего.
   Мы вместе пошли, и Матвей Иванович сказал:
   — Ты, Алёшка, осторожно ходи. Ты за палки не хватайся. Это нельзя.
   А я сказал:
   — Почему?
   Матвей Иванович хотел сказать и не сказал, потому что Маруся скоро-скоро заговорила. Она всё говорила, что потому нельзя, что яблоки отрываются, а им ещё надо висеть.
   А Матвей Иванович сказал, что вовсе не поэтому, а потому, что может обломаться веточка. А на этой веточке потом могло бы ещё яблоко вырасти, а там уже не вырастет.
Как яблоки собирают
 Вдруг я увидел лестницу. А на лестнице стояла тётя. Она доставала яблоки. И давала их девочкам. А девочки их в корзину клали. А потом я увидал целую кучу яблок. Там сидели две тёти и яблоки смотрели. Возьмут яблоко, повертят, повертят и складывают в корзинки. Они на меня совсем не глядели. Это они глядели на яблоки.
   Смотрели, чтобы пятнышка не было. Когда чёрненькое пятнышко, так это яблоко в другую корзину клали. А без пятнышек — это самые лучшие яблоки.
   Мне Матвей Иванович сказал, что эти яблоки каждое в бумажку заворачивают, потом накладывают в ящики и крышки гвоздями прибивают. А потом в ящиках всюду развозят.
   Их в вагонах развозят и на пароходах развозят. Куда угодно. И в Москву, и где французы живут, и даже англичанам, и всяким другим, потому что такие хорошие яблоки. И все их любят. А потом мы пошли, где собирают другие яблоки: очень жёлтые, с красной щёчкой. И они называются шафран.
Кто браковщик
  Там очень много лестниц было, потому что там очень много яблок надо собирать.
   Мне одно яблоко дали. И Марусе дали яблоко. А я взял и тоже стал смотреть: есть пятнышко или нет. Матвей Иванович стал смеяться и сказал про меня:
   — Браковщик какой!
   А я сказал:
   — Какой?
   Матвей Иванович сказал:
   — А вот такой! Смотришь, не поел ли червяк, нет ли дырочки или пятнышка. Это и называется браковщик, который смотрит, годится или не годится. Вот ты и есть браковщик. Ты не смотри, а ешь.
   Я и стал есть.
   А Матвей Иванович спросил:
   — Ну что? Годится?
   Я ничего не мог сказать, потому что очень много яблока в рот набрал. Я много потому набрал, что оно очень вкусное.
Сливы
    А потом я сказал:
   — А где маленькие яблочки растут, которые как кукольные?
   Маруся сказала:
   — Пойдём, пойдём.
   И мы пошли.
   Я всё смотрел на деревья, чтоб раньше, чем Маруся, увидать маленькие яблочки.
   А Маруся меня всё спрашивала: какая Москва и как в Москве под землёй ездят?
   Я сказал, что под землёй ездил и это метро. И сказал, что это не страшно. А потом сказал, как лестница сама вверх едет. И как будочка вверх поднимается, и это называется лифт.
   А Маруся всё говорила:
   — Ось як, ось як!
   И языком щёлкала. А я больше ничего не стал говорить, потому что увидал яблочки.
   Я закричал:
   — Ага, я первый! Вон, вон яблочки!
   И показал пальцем. А Маруся засмеялась и сказала, что это вовсе не яблочки, а сливы. Это жёлтые сливы.
   Я сказал, что хочу посмотреть. Мы туда пошли.
   И там стояло это дерево, на котором жёлтые сливы. Они совсем круглые: как яблочки. И очень блестят. Они как будто не настоящие, а как на ёлке бывают — стеклянные или ещё какие. А они настоящие, потому что Маруся одну подняла, она на земле лежала, немножко обтёрла и дала мне есть. Только сказала, что там червяк есть. А я уж съел, когда она сказала. Я сказал, что червяка не было, только косточка. И мы потом искали, чтоб ещё найти, только ни одной больше не нашли.
Как Маруся на меня рассердилась
Там под ветками тоже стояли палки. И я сказал Марусе тихонько:
   — Давай потрясём!
   А она не хотела. А я хотел нарочно толкнуть палку, чтоб слива упала. И толкнул ногой. А они не упали — ни одной.
   Маруся рассердилась и взяла и дёрнула меня за ухо. И сказала:
   — Ты не слухать! Ты не слухать!
   А я её хотел кулаками бить: зачем она меня за ухо?
   Она меня поймала за руку и сказала:
   — Ось сейчас до Матвея Ивановича поведу. Он тебя с саду выженит.
   А я сказал:
   — Вовсе не выженит, а я бабушке скажу, что ты меня за ухо.
   А она сказала:
   — А я скажу, что ты палку пихнул.
   А я сказал, что не пихнул, а нечаянно.
   А она сказала:
   — Ты ещё брешешь?
   И хотела уходить.
   А я побежал за ней и стал кричать потихоньку:
   — Как это брешешь? Как это брешешь?
   Это я потому так кричал, чтобы она не сердилась.
   Я очень испугался, что она уйдёт. И тогда я буду один.
   А она всё шла и говорила:
   — А вот так и брешешь. Ты палку сам пихнул, а говоришь, что не хотел. Значит, неправда. Значит, ты брехун.
   А я заплакал. И кричал:
   — Не брехун! Не брехун!
   И вдруг идёт дядя. И на спине несёт корзинку.
   Дядя стал и говорит:
   — Кто брехун?
   А Маруся сказала:
   — Кто брешет, тот и брехун.
   И взяла меня за ручку. И мы пошли.
   Я Марусе сказал, что я теперь не брехун и больше не буду палок пихать. А она достала из кармана семечек кабаковых и мне дала.
   А потом села на корточки и мне рукавом всё лицо вытерла. Потому что я плакал.
Кукольные яблочки
  Я стал есть семечки. Только я так скоро не мог, как Маруся.
   А она вдруг встала и показала пальцем.
   Я посмотрел. А там было дерево, и на нём всё круглые яблочки. Маленькие, как орешки.
   Их было очень много. На дереве листьев было очень мало, потому что всё яблочки, яблочки. Я стал кричать:
   — Ура!
   И стал бегать кругом, чтоб смотреть на это дерево и на кукольные яблочки.
   Маруся сказала, что их так не едят, а из них только варенье варят. И потом — что сейчас они не готовы. И ещё долго надо ждать, когда они будут готовы. Тогда их будут срывать.
Как я слив объелся
   А потом мы пошли дальше. И там опять стояли лестницы, а на лестницах тёти.
   И там срывали с дерева сливы, только не жёлтые, а синие. И тоже клали в корзинки. И около них был дядя Опанас.
   Он сказал:
   — Га, Алёшка?
   И все стали на меня смотреть и кричали мне:
   — Лёшка! Лёшка!
   А дядя Опанас сказал:
   — Держи шапку!
   А я не знал, что делать. Тогда дядя Опанас снял с меня шапку и дал её мне в руки. Я её стал держать, как мешочек. Он мне туда наложил слив. До самого верху. И даже немножко больше. Я не мог их есть, потому что боялся отпустить шапку.
   Я сказал:
   — Маруся, пожалуйста.
   Маруся взяла две сливы и сказала:
   — Спасибо.
   И съела.
   А я хотел, чтоб она мне дала, и сказал:
   — Мне тоже.
   Она дала мне прямо в рот. А потом сказала, что я глупый.
   Она сказала:
   — Який дурный!
   И сказала, чтоб я сел на землю, а шапку положил на коленки. И тогда можно есть, сколько хочу.
   Мы сели и стали есть.
   И я их много съел. А потом Маруся сказала, что надо идти к бабушке, потому что она хочет смотреть, как учатся представлять, как выгоняли генералов.
   Мы пошли, а когда пришли, то уже все сливы съели. Мы целую шапку слив съели.
Генрих Сапгир
«Садовник»

Василий Сухомлинский
Бабушка и Петрик
В теплый весенний день бабушка взяла внука с собой в лес. Собираясь в дорогу, она дала Петрику корзинку с едой и фляжку с водой. Петрик был ленивым мальчиком, и вскоре ноша показалась ему тяжелой. Тогда бабушка понесла корзинку с едой сама.
В лесу они сели под куст передохнуть. Вскоре к соседнему дереву прилетела маленькая птичка. В клюве она несла волосинку.
Петрик тихонько, чтобы не вспугнуть птичку, поднялся и увидел на дереве большое волосяное гнездо.
А птичка быстро улетела и вскоре возвратилась к гнезду с волосинкой в клюве. Петрик широко раскрыл глаза от удивления.
– Бабушка, – прошептал он, – неужели она каждый раз приносила по волосинке и построила такое большое гнездо?
– Да, по волосинке, – ответила бабушка. – Это трудолюбивая птичка. Петрик задумался. Через минуту он сказал:
– Бабушка, можно я сам понесу корзинку с едой? И пальто ваше понесу. Можно?

Василий Сухомлинский
Каждый человек должен
Мама с маленьким Петриком сели в поезд. Они едут в далекий южный город, на берег теплого моря – отдыхать. Мама стелет на полке постель для себя и на отдельной полке – для Петрика. Мальчик ужинает: ест вкусную булку, куриную ножку и яблоко. Мягко покачиваясь, убаюкивают вагоны. Лег Петрик на мягкую постель и спрашивает:
– Мама, вы говорили, что поезд ведет машинист. А кто же ночью ведет поезд? Неужели он идет сам?
– Ночью тоже ведет поезд машинист.
– Как? – удивляется Петрик. – Неужели он ночью не спит?
– Не спит, сынок.
– Мы спим, а он не спит? Целую ночь? – еще больше удивляется Петрик.
– Да, машинист не спит целую ночь. Если бы он хоть на минуту уснул, поезд разбился бы и мы погибли бы.
– Но как же это так? – не может понять Петрик. – Ведь спать-то ему хочется?
– Хочется, но он должен вести поезд. Каждый человек – должен. Посмотри в окно, видишь: вон в поле пашет землю тракторист. Ночь, а человек работает, видишь, как прожектором освещает поле? Потому что он должен работать ночью.
– И я должен? – спрашивает Петрик.
– И ты должен.
– Что же я должен?
– Быть человеком, – ответила мама. – Это самое главное. Трудиться. Уважать и почитать старших. Презирать лень и нерадивость. Любить свою родную землю.
Петрик долго не мог уснуть.


Василий Сухомлинский
Правильно думай о труде
П ятиклассники посадили много кустов рябины. Когда-нибудь целая роща вырастет. А пока что нужно поливать кусты, ухаживать за ними.
Разделили кусты между учениками. Каждому досталось по четыре деревца.
Марийка и Оля сидят за одной партой. И кусты рябины их рядом.
Договариваются девочки и приходят вместе поливать деревья.
Первую рябину Марийке поливать очень легко, вторую – немного труднее, третью – трудно, а на четвертую уже совсем мало остается сил.
Но вот заболела Оля, и пионервожатая попросила Марийку:
– Поливай и Олины деревца. Она же твоя подруга.
Марийка тяжело вздохнула, взяла ведро и пошла к рябиновой роще. Она все думала: теперь ей поливать восемь деревьев. Восемь поливалок воды надо нести от колодца.
Девочка взялась за работу. Полила одно дерево, второе, третье. И вот что странно: работа казалась ей легкой. Уже на шестом деревце стало труднее. Седьмое деревце поливать было совсем трудно, а на восьмое едва хватило сил.
«Вот оно что, – думала Марийка, окончив работу. – Теперь я знаю, как облегчить работу. Надо думать: мне поливать двенадцать деревьев. Тогда восемь поливать будет совсем легко».
Так она и сделала на следующий день. Собираясь на работу, она все время думала: мне надо полить двенадцать деревьев. Вытащить из колодца и отнести в рябиновую рощу двенадцать ведер воды.
Поливая, она все время думала только об одном: мне сегодня надо полить двенадцать деревьев.
Полила восемь – и не ощутила усталости. «Самое трудное – приучить себе правильно думать о труде», – вспомнила Марийка слова учителя.
Алексей Мусатов
Как хлеб на стол пришел
Хлеб был мягкий, пахучий, податливый, и Лёнька Вишняков вылепил из него петуха. Тот получился на славу: гордо вытянутая шея, толстый гребешок, хвост трубой, лапы со шпорами.
Не отстал от Лёньки его двоюродный брат Петя и тоже вылепил петуха. Пока взрослые за столом были заняты своими разговорами, Лёнька и Петя затеяли петушиный бой.
Он был непродолжительным. Хлебные клювы вскоре прогнулись, крылья и хвосты отвалились, шпоры притупились.
Тогда ребята превратили своих хлебных петухов в шарики и принялись шмякать ими об пол. Это было забавно.
И вдруг ребята получили от дедушки Семёна по крепкому подзатыльнику.
– Ах вы, нечестивцы! Да кто же так с хлебом обращается?
– Подумаешь! Хлеба ему жалко, – обиделся Лёнька, потирая затылок.
– Да я в городе хоть пять буханок из магазина могу принести, – поддержал его Петя.
Отец Пети ещё в начале зимы приехал из города в деревню, стал работать в колхозе инженером и вместе с сыном жил в доме у Вишняковых.
– Вот в том-то и беда, – сказал дедушка. – Не знаете вы ещё, с каким трудом людям хлеб достаётся. – И он принялся рассказывать про пахоту сохой, про сев из лукошка, про жатву серпом, про молотьбу цепом.
– Ну что вы их пугаете, дедушка, – вступился за ребят старший брат Лёньки Николай. – Соха да серп – это когда было-то? Теперь всё машинами делается…
– Машины машинами, а хлеб уважать нужно, – строго заметила Лёнькина мать Евдокия Ивановна и посмотрела на сына и Петю. – Вы, поди, думаете, что буханки да булки в магазине готовятся. А вам уж не мешало бы знать, как кусок хлеба на стол приходит.
– А я и так про хлеб всё знаю, – заявил Лёнька. – Это вон Петьке нужно… Он городской.
– Ничего ты толком ещё не знаешь… Так, с пятого на десятое, – сказала Евдокия Ивановна и обратилась к мужу: – Показал бы им, Василий, как хлеб в поле выращивают.
– Стоит, пожалуй, заняться, – согласился Василий Семёнович и кивнул ребятам: – Ну что ж, с завтрашнего дня и начнём…
– С завтрашнего? – переспросил Лёнька. – Так сейчас же зима, снег кругом, морозы… И в поле ничего не растёт.
– А добрые хозяева об урожае всегда заранее думают… Ещё задолго до весны. Вот завтра и приходите ко мне в бригаду.
На другой день Лёнька с Петей узнали, что Василий Семёнович и Николай выехали на тракторах в поле и пашут там снег.
– А зачем же его пахать? – удивились ребята.
Они встали на лыжи и помчались за околицу. И верно: Лёнькин отец вспахивал снег. К трактору был прицеплен сколоченный из толстых брёвен тяжёлый треугольный плуг – снегопах. Он, как утюг, врезался в сугробы и сдвигал снег в толстые валы.
– А я знаю, зачем снег пашут! – догадался Петя. – Когда поле покрыто валами, снег задерживается.
– Верно смекнул, – согласился Лёнькин отец, – запасём мы зимой снега побольше – весной в земле будет много влаги. Вот с этого и начинается забота об урожае.
А через неделю Лёнька с Петей застали Василия Семёновича на скотном дворе. Тот прицепил к трактору бульдозерную навеску и стал сдвигать навоз наружу, а там со специально построенной горки – эстакады – навоз перемещался на большие тракторные сани.
Ребята забрались в кабину трактора и поехали за деревню. Здесь навоз выгрузили из саней в большой бурт.
Потом Василий Семёнович пересел на колёсный трактор и принялся возить в поле торф с болота, а затем минеральные удобрения, похожие на соль,– со станции железной дороги.
– Догадались, зачем всё это нужно? – спросил Василий Семёнович. – Это чтобы лучше хлеб уродился.
В это воскресное утро Евдокия Ивановна разбудила Лёньку с Петей намного раньше обычного и сунула одному в руку корзиночку с едой, другому – бидончик с молоком.
– Отнесите-ка нашим завтрак. Уже время подходит.
– А где они сегодня работают? – спросил Петя.
– В мастерской. Машины к весне ладят.
– Опять к весне? Но на улице ещё зима…
– А ты знаешь поговорку: «Правь телегу зимой, а сани летом»? Так и у нас в колхозе. Ну, шагайте быстрее!
Мастерская находилась около машинного сарая. Через открытые ворота Лёнька и Петя увидели тракторы, сеялки, культиваторы, бороны… Ребята не раз встречали эти машины в поле, но вот так, собранными в одном месте, они их видели впервые.
– Ой, сколько машин! – воскликнул Петя. – Давай посмотрим.
– Оглядевшись по сторонам, ребята сели в кабину трактора, осмотрели и потрогали рычаги.
– А завтрак-то! Нас ведь ждут, – вспомнил вдруг Лёнька.
В ремонтной мастерской вовсю шла работа: гудели станки, в кузнице пылал огонь в горне. Василий Семёнович вытачивал на токарном станке какую- то деталь, Николай сваривал полосы железа.
Всеми работами руководил Петькин отец.
– У вас здесь, как на заводе, – сказал Петя. – И станки, и электросварка…
– Заметив ребят с завтраком, Николай обрадовался:
– Наши кормильцы пришли! Наконец-то! – И вдруг захохотал: – Да вы только посмотрите на них!.. Чумазые, грязные…
– Они, наверное, качество ремонта машин проверяли,– улыбнулся Василий Семёнович. – Ну, как, есть замечания?
– Все в порядке… Машины к севу готовы! – басом сказал Лёнька и переглянулся с Петькой; только сейчас они заметили, что их носы и щёки изрядно перемазаны машинным маслом.
– Да уж мы стараемся, – сказал Василий Семёнович и посоветовал: – Вы бы ещё проверили, как семена к весне готовят.
Лёнька с Петькой пошли к колхозному амбару. Там под навесом стояла большая сортировка. Ребята заглянули в её нутро и увидели много проволочных решёт.
Бригадир включил мотор, шестерёнки в сортировке закружились, решёта пришли в движение. Из дверей амбара по резиновой ленте транспортёра поползло зерно и толстой струёй стало сыпаться внутрь сортировки.
– А зачем же зерно через решёта пропускать? – спросил Петька. – Оно и так чистое…
– Чистое, да не очень, – пояснил бригадир и показал ребятам на отверстие внизу сортировки, из которого тонкой струйкой вытекали мелкие зёрнышки разного цвета и формы. – Это всё семена сорняков… Тут и лебеда, и осот, и вьюнок… Не очистим мы зерно от них перед севом – попадут они в почву, прорастут и будут мешать пшенице.– И он подвёл ребят к другой стороне сортировки, откуда сыпалось добротное семенное зерно.– Вот тут действительно чистые семена, без сорных примесей.
– Теперь их и сеять можно? – спросил Петя.
– Да нет, рано. Их ещё на всхожесть надо проверить. Вы к дедушке в агролабораторию зайдите. Может, ваша помощь потребуется.
Лёнька и Петька отправились в колхозную агролабораторию.
Войдя в просторную, светлую, тёплую комнату, ребята застыли в изумлении. Все столы в комнате были заставлены деревянными ящиками с землёй. Из земли пробивались сочные зелёные стебельки всходов.
Навстречу ребятам вышел дедушка Семён, дежурный по агролаборатории.
– Дедушка, мы тебе помогать пришли, – сообщил Лёнька. – Что надо делать? Землю копать, сеять, полоть?
– Нет, этого ничего не требуется. А вот считать до сотни…
– Мы и до тысячи можем… и до миллиона, – заявили ребята.
– Пока нужно только до сотни, – улыбнулся дедушка.
Дедушка подвёл ребят к ящикам с посевами. На каждом из них было написано, какой сорт пшеницы здесь посеян и из какого зернохранилища он взят.
– Мы сейчас проверяем семена на всхожесть, – объяснил дедушка. – В каждом ящике посеяно по сто зёрен. Вот вы и посчитайте внимательно, сколько зёрен взошло в каждом ящике. А чтобы не ошибиться, посчитайте по нескольку раз. Ясна задача?
Ребята быстро произвели подсчёт. Петьке повезло. В его ящике всхожесть оказалась самая лучшая: из ста зёрен проросло девяносто восемь. А у Лёньки дали всходы только восемьдесят семь зёрен. Дедушка все эти цифры тщательно записал в тетрадку. – Семена с плохой всхожестью, конечно, сеять не будем.
Подошла весна. Отгремели буйные ручьи, снег с полей сошёл, и земля начала подсыхать. На обочинах дорог зазеленела щетинка травы, зацвели жёлтые первоцветы.
Как-то вечером Лёнькин отец собрал всех трактористов своей бригады, развернул перед ними карту колхозных полей и принялся объяснять, кто из них на каком участке будет проводить весенние посевные работы.
На другой день ребята увязались с Василием Семёновичем в поле.
Лёнькин отец поднялся на пригорок, нагнулся, взял горсть земли, скатал из неё шарик и бросил на твёрдую дорогу. Шарик рассыпался на мелкие комочки.
– Ну, ребята, поспела землица. Можно начинать пахоту!
– А дедушка уже начал! – И Лёнька показал в сторону приусадебного участка, где дедушка Семён, покрикивая на лошадь, ходил за плугом.
– Ну, как пашется, батя? – спросил Василий Семёнович.
– Совсем измучился! – Дедушка остановил лошадь и вытер рукавом взмокшее лицо. – Плуг что-то мелко берёт.
– Да, мелковато, – Василий Семёнович замерил ладонью глубину борозды. – При такой пахоте хорошей картошки не вырастишь.
– Сюда бы, Василий, твой трактор пригнать, – со вздохом сказал дедушка. – Он бы за час всё перепахал.
– Нет, моему трактору на таком пятачке и делать нечего, – усмехнулся Василий Семёнович. – Ему простор нужен, широта…
К вечеру тракторно-полеводческая бригада переселилась жить в поле. Трактористы привезли сюда вагончик-общежитие, соорудили кухню, столовую, доставили бочки с горючим. Рядом с вагончиками прибили к столбу большой лист фанеры и положили кусок мела, чтобы записывать на доске, как идёт работа.
С утра тракторы, попыхивая синим дымком и, таща за собой сцепку с боронами, разошлись по разным сторонам поля, вспаханного ещё с осени, и начали бороновать землю, чтобы сохранить в ней влагу. Поле ожило, загудело. С каждым часом росли прямоугольники чёрной зяби.
Тракторы работали с восхода солнца до позднего вечера. Как-то вечером Лёнька с Петькой забрались на трактор Василия Семёновича. Это был мощный гусеничный ДТ-75.
– Видали? – сказал Лёнькин отец.– Это вам не лошадь.
– А что такое ДТ-75? – спросил Петя, показывая на марку трактора.
– А это значит: дизельный трактор в семьдесят пять лошадиных сил, – пояснил Василий Семёнович.– А есть и более мощные тракторы – в триста лошадиных сил… Подумай только – триста лошадиных сил! Этих степных богатырей выпускает Кировский завод в Ленинграде.
Потом Василий Иванович, посмеиваясь, спросил ребят, довольны ли они катанием на тракторе и не покатать ли их ещё и ночью?
– А ты разве и ночью работать будешь? – спросил Лёнька.
– Обязательно. Пока земля не высохла, надо её поскорее подготовить к посеву.
Через два-три дня по заборонованной зяби пустили культиваторы, и поле стало мягким, ровным и чистым. Теперь можно было сеять пшеницу.
Отец прицепил к своему трактору сцепку, а к ней – две сеялки. На загрузчике к сеялкам подъехал дедушка Семён.
Железные ящики сеялок наполнили пшеницей. Сеяльщицы встали на откидные доски, приделанные к каждой сеялке.
– Счастливого вам сева! – взмахнув рукой, крикнул дедушка.
Отец вёл машину, словно по шнуру. Зёрна пшеницы вытекали из носиков сошников и тут же засыпались землёй.
Дедушка всё же не выдержал и, присев на корточки, принялся осторожно разгребать землю – зёрна пшеницы лежали ровной цепочкой.
– Принимай, земля, золотые зёрнышки,– шепнул дед Семён.– Расти, хлебушек, густой, колосистый да умолотистый.
Сделав первый круг, Василий Семёнович остановил трактор с сеялками и сказал подошедшему председателю колхоза, что он хочет прицепить к трактору ещё одну сеялку.
– Это дельно! – одобрил дедушка.– Ещё с дюжину лукошек прибавится. Скорее отсеемся…
– Да что ты всё на лукошки меряешь,– отмахнулся председатель и спросил Василия Семёновича, потянет ли трактор.
– Ещё как! – ответил тот.– Он хоть гору своротит. Вот только кто сеяльщиком ещё будет?
– А я смогу,– согласился дедушка и кивнул на ребят: – У меня и помощники найдутся.
К трактору прицепили ещё сеялку, загрузили зерном.
Довольные ребята стояли рядом с дедушкой на откидной доске – вот они и сеяльщики!
Работа вроде несложная, но всё время надо быть начеку: не кончилось бы зерно в ящике сеялки, не засорились бы сошники. И дедушка то и дело покрикивал на молодых сеяльщиков:
– Эй, вы, севцы-ударники! Не зевать, смотреть в оба!
– Дедушка, а почему ты всё время про лукошко вспоминаешь? – спросили ребята.
– Э-э, хлопцы! – отозвался старик.– Я же в деревне, пока у нас машин не было, лучшим севцом считался. Как, бывало, выйду на зорьке с лукошком на груди да пойду полной горстью зерно разбрасывать по пашне, так все и залюбуются. К вечеру от усталости с ног валишься… А с утра опять рукой маши… Да нет, против таких богатырей,– кивнул он на трактор с сеялками,– куда там с лукошком тягаться. На таком поле сотня ручных севцов не справится.
Прошли считанные дни, и нежные росточки пшеницы пробили землю. Сначала они были слабенькими, робкими, но с каждым днём крепли, наливались соками, зеленели, и вскоре всё поле покрылось густыми всходами.
Раньше была тёмная комковатая пашня, а теперь до самого горизонта раскинулось безбрежное изумрудное море посевов пшеницы.
Раньше – шагай себе по пашне хоть вдоль, хоть поперёк, а теперь нельзя – помнёшь зелёные всходы.
Василий Семёнович вместе с ребятами пошёл осматривать посевы пшеницы – как-то они выглядят, не остались ли где незасеянные места.
Неожиданно Василий Семёнович свернул с дороги в поле. Он шёл и пристально вглядывался в посевы. Потом нагнулся и принялся вырывать какую-то зелёную траву.
– Вот сорняк проклятущий, всё же появился! Смотрите, вот это осот, это лебеда, это вьюнок, – Василий Семёнович показал ребятам сорняки. – И смотрите, какие они густые да сильные. Если им волю дать, они и пшеницу задушат.
– Как же так? – с недоумением спросил Петька. – Пшеницу перед севом сортировали, а сорняки лезут и лезут.
– Значит, земля ещё до сева была засорённая, – пояснил Василий Семёнович. – Сорняки живучие, с ними много лет бороться приходится…
– Давай мы будем вырывать сорняки,– кивнув Петьке, предложил Лёнька и ухватился за стебель лебеды.
– Да нет, куда там, это вам не грядка на огороде,– Лёнькин отец махнул рукой.– Разве сотни гектаров руками прополешь?
– Что же теперь будет? – озадаченно спросил Петя.
– Придумаем что-нибудь, – улыбнулся Василий Семёнович. – Пойду-ка я сейчас позвоню в район…
…Утром Лёньку с Петькой разбудил сильный гул самолёта. Казалось, что самолёт пролетел над самой крышей дома. Ребята стремглав выскочили на улицу. За околицей с пригорка они увидели самолёт. Похожий на лёгкую зелёную стрекозу, он на небольшой высоте летел над посевами пшеницы, и из его распростёртых крыльев падал мельчайший белый дождь. После первого захода самолёт развернулся, сделал второй заход, потом третий, четвёртый. Так он и сновал над полем из конца в конец, поливая дождичком зелёные посевы.
Всё это длилось каких-нибудь десять минут. Потом самолёт пролетел над крышами колхозных домов и пошёл на посадку в сторону старого пастбища.
Ребята помчались туда. Там находился заправочный пункт.
Самолёт уже приземлился. В бочки под крыльями перекачивали насосом какую-то жидкость.
Когда бочки наполнились, самолёт, взревев мотором, оторвался от земли. И снова над посевами пролился белёсый дождь, хотя в небе не было ни одной тучки.
На большой банке из белой жести Лёнька прочёл: «Препарат для борьбы с широколистными сорняками». И дальше шёл перечень тех сорняков, которые боялись этого самого препарата. Тут и василёк, и осот, и лютик, и лебеда, и вьюнок…
– Ага, миленькие! – обрадовался мальчик. – И на вас управа нашлась. Так вам и надо!
Потом ребята направились в поле – интересно, что же стало с сорняками? И как чувствует себя пшеница?
А председатель колхоза, бригадиры и агроном уже осматривали обработанные самолётом посевы.
– Это удивительный препарат,– пояснил бригадирам агроном.– Вот видите, сорняки поникли, сжались, а через несколько дней они и совсем высохнут. А для пшеницы и других культурных растений этот препарат совершенно безопасен.
– Ну и здорово же это придумано! – воскликнул Лёнька.
Пшеница созревала, покрывалась бронзовым налётом. Густые высокие хлеба стояли сплошной стеной.
Налившееся зерно в усатых колосьях стало твердеть.
В колхозе приближалась самая горячая пора – уборка урожая.
Механизаторы приводили в боевую готовность комбайны, жатки, грузовики. Всюду пестрели плакаты: «Уберём хлеб без потерь и в самые короткие сроки!»
Погожим солнечным утром Василий Семёнович прицепил к своему трактору сцепку с двумя жатками и вывел их в поле. Лёнька с Петькой в широкополых шляпах смело забрались в кабину трактора. Отсюда им хорошо было видно всё поле. Длинные острые носки жаток срезали густую пшеницу и укладывали её в валки.
Прошли эти жатки по полю, раз, другой, и тут все увидели, что им всё нипочём. Словно бритвой срезали они пшеницу: и мокрую, и полёглую, и заросшую травой.
А Василий Семёнович прицепил к трактору новую сцепку и к ней ещё жатку.
– Вот это жнёт-косит, вот это захватывает! – восхитился Лёнька и, не утерпев, измерил шагами ширину захвата трёх лафетных жаток. Получилось что-то без малого пятнадцать метров.
Через несколько дней пшеница в валках подсохла. На смену жаткам вышли в поле комбайны. Они двигались вдоль валков. К комбайнам были прицеплены подборщики, которые захватывали пшеницу и подавали её на транспортёр, а затем в молотилку.
Ребята решили взглянуть и на полевой ток.
Среди поля стояла большая зерноочистительная машина. Машина всё делала сама. Транспортёр забирал зерно из грузовиков и подвод, поднимал вверх, распределял по сортировкам, очищал его и вновь наполнял кузова автомашин уже сортированным зерном.
Ребята по примеру взрослых брали по полной пригоршне очищенной пшеницы, пересыпали её с ладошки на ладошку и даже пробовали на зуб. Придраться было не к чему – зерно сухое и чистое.
С полевого тока грузовики повезли очищенное зерно в колхозные амбары и на элеватор.
Утром Лёнька с Петей поехали на грузовике с пшеницей к железнодорожной станции. Вскоре показались высокие серые башни элеватора. Здесь машину с зерном взвесили на больших весах, девушки из лаборатории проверили пшеницу на чистоту и влажность и, наконец, вручили шофёру квитанцию.
– Дядя Миша, а что в бумажке написано? – полюбопытствовал Лёнька, прежде чем шофёр успел убрать квитанцию в карман.
– Написано, сколько пшеницы наш колхоз продал государству, по какой цене, а главное, сказано, что зерно принято элеватором по первому сорту, – пояснил дядя Миша.
– А я знаю, куда колхозное зерно пойдёт,– сказал Петя, садясь в машину.
– Куда же? – спросил Лёнька.
– Его на мельницу свезут, смелют, муку в пекарню отправят. Там булок напекут, саек, калачей, баранок. Потом в магазинах продавать будут. Ешь на здоровье!
К концу месяца колхоз обмолотил всю пшеницу.
– Вот мы и перехитрили непогоду,– сказал Василий Семёнович, когда вся семья вернулась с поля и села обедать.– Дали твёрдое слово за две недели убрать весь хлеб – и убрали. И дождь нас не задержал, и зерно мы не потеряли!
Дедушка отрезал каждому от свежеиспечённого каравая по ломтю хлеба.
– Отведайте-ка нового урожая… Чуете, какой дух сытный, – и он лукаво поглядел на Лёньку с Петей.– Теперь-то вы знаете, как кусок хлеба на стол приходит.
Ребята взяли по ломтю хлеба и переглянулись: ещё бы не знать!
Василий Сухомлинский
Не потерял, а нашел
Когда сыну исполнилось двенадцать лет, отец дал ему новую лопатку и сказал:
– Иди, сын, в поле, отмерь участок площадью сто ступней вдоль и сто поперек и вскопай.
Пошел сын в поле, отмерил участок и стал копать. А копать он еще не умел. Трудно было вначале, пока приловчился копать и к лопате приспособился.
К концу работа пошла все лучше и лучше. Но, когда сын вонзил лопату в землю, чтобы перевернуть последнюю горсть почвы, лопата сломалась.
Возвратился сын домой, а на душе неспокойно: что скажет отец за сломанную лопату?
– Простите меня, отец, – сказал сын. – Я допустил потерю в хозяйстве. Лопата сломалась.
– А копать ты научился? Копать тебе в конце было трудно или легко?
– Научился, и копать в конце мне было легче, чем в начале.
– Значит, ты не потерял, а нашел.
– Что же я нашел, отец?
– Желание трудиться. Это самая дорогая находка.


Валентина Осеева
Сыновья
Две женщины брали воду из колодца. Подошла к ним третья. И старенький старичок на камушек отдохнуть присел.
Вот говорит одна женщина другой:
– Мой сынок ловок да силён, никто с ним не сладит.
– А мой поёт, как соловей. Ни у кого голоса такого нет, – говорит другая.
А третья молчит.
– Что же ты про своего сына не скажешь? – спрашивают её соседки.
– Что же сказать? – говорит женщина. – Ничего в нём особенного нету.
Вот набрали женщины полные вёдра и пошли. А старичок – за ними. Идут женщины, останавливаются. Болят руки, плещется вода, ломит спину.
Вдруг навстречу три мальчика выбегают.
Один через голову кувыркается, колесом ходит – любуются им женщины.
Другой песню поёт, соловьем заливается – заслушались его женщины.
А третий к матери подбежал, взял у неё ведра тяжёлые и потащил их.
Спрашивают женщины старичка:
– Ну что? Каковы наши сыновья?
– А где ж они? – отвечает старик. – Я только одного сына вижу!
Василий Сухомлинский
Пекарь и Портной
Заспорили Пекарь и Портной: чей труд важнее и нужнее людям? Пекарь говорит Портному:
– Что случится, если я не испеку хлеб? Да без хлеба ни шахтер в шахту не спустится, ни тракторист за руль не сядет, ни ты, Портной, ножницы в руки не возьмешь.
– А что случится, если портных не станет? Кто одежду сошьет? Без одежды ни шахтер в шахту не спустится, ни тракторист за руль не сядет, ни ты, Пекарь, в свою пекарню не пойдешь.
Так и не пришли к одному мнению – чей же труд важнее и нужнее людям.
– Я обойдусь без тебя, Портной, – сказал Пекарь.
– И я проживу без тебя, Пекарь, – ответил Портной.
Пошли каждый на свою работу. Трудится Пекарь день, трудится другой – можно и без Портного обойтись. На третий день повесил Пекарь пиджак возле печи, рукав пиджака и обгорел; да так обгорел, что и пепел посыпался. Почесал затылок Пекарь. Что же делать? Пиджак с одним рукавом. К Портному нужно идти…
А Портной тем временем поработал день без хлеба – ел суп и кашу. Поработал второй день без хлеба… А на третий день живот так подвело, что и ножницы из рук выпали. Надо идти к Пекарю за хлебом.
Вышли из дома одновременно – Пекарь и Портной. Пекарь шел к Портному, а Портной – к Пекарю.
Встретились. Пекарь держит в руке пиджак без рукава, а Портной – пустую корзинку.
Иоанн Рутенин
Три сестрицы
В Давние давние времена жил на Руси один хороший человек. Был он пасечник и цветовод.
И всё ему казалось, что он мало добра людям делает.
Помолился он как-то раз на ночь перед иконой и говорит:
– Господи! Что мне такое сделать, чтобы людям было хорошо и Тебе приятно?
И явился ему этой ночью во сне Ангел небесный и говорит:
– Вот, ты продаёшь людям душистый и сладкий мёд со своей пасеки. Люди его едят и Господа хвалят. И им хорошо, и Богу приятно.
Проснулся утром хороший человек, вспомнил сон и думает: «Может оно и так, но что бы мне ещё такое сделать?»
И на следующую ночь опять стал молиться:
– Господи, что бы мне сделать такое, чтобы и людям было хорошо и Тебе приятно?
И явился к нему и во вторую ночь Ангел небесный во сне и так сказал:
– Вот, у тебя есть богатый цветник. И люди покупают у тебя прекрасные розы. Люди их ставят у себя в вазу на стол, любуются ими – и Господа хвалят. И им хорошо, и Богу приятно.
«Может, оно и действительно так, но что бы мне ещё такое-эдакое сделать?»
И опять стал молиться прежде, чем лечь:
– Не гневайся на меня, Господи, что надоедаю Тебе со своими просьбами. Но что бы мне такое сделать, чтобы и людям было хорошо, и Тебе приятно.
И явился к нему в третий раз Ангел небесный и говорит:
– Раз уж ты так хочешь Богу угодить, возьми из двух живых сотвори одно мёртвое, но так, чтобы оно как живое было.
Растерялся хороший человек. Отвечает Ангелу небесному:
– Да как же это такое сделать-то можно?
Улыбнулся ему Ангел и говорит:
– А тебе в этом две сестрицы помогут. А та, что ты сотворишь, – будет третья сестрица… – Да и улетел к себе на небеса!
Проснулся утром хороший человек: «Вот это задача!» – думает. Вышел он во двор прогуляться. Глядит, а на самой красивой розе в его цветнике пчела сидит.
– Эка! – осенило его. – Может, это те две сестрицы самые и есть?
И начал он размышлять: «А чем они не сестрицы? Пчела никак не может без розы: каждое утро на ней нектар собирает. А роза этому и рада, и тоже скучает без пчелы».
Стал он размышлять дальше: «Да и похожи они, хоть роза – растение, а пчела – насекомое. И похожи вот как: у пчелы крылышки как лепестки, а у розы лепестки, похожие на крылышки! Роза пахнет сладко как мёд. А мёд благоухает, словно роза».
Размышляет он дальше и думает: «Схожи они даже и в том, что нежная роза может ненароком уколоть своим шипом, а добрая пчела может нечаянно ужалить. Ну чем не две сестрицы! – решил хороший человек. – Но как же им третью-то сотворить? Да так, чтобы она на своих сестер была похожа. Была тонкая и длинная как стебель розы. Была трудолюбивая как пчела, которая сама себя не жалеет, когда мёд собирает. Чтобы она пахла как мёд с розой и роза с мёдом. И чтобы у неё было крылышко, похожее на лепесток, и лепесток, похожий на крылышко?»
Думал, думал хороший человек, потом пошёл на пасеку, набрал воску и сотворил свечу.
Она получилась длинная, тонкая и прямая как стебель розы. Он зажёг её и пламя свечи было похоже и на крылышко пчелы, и на лепесток розы. А как дивно пахнет она, когда горит!
И, как роза может нечаянно уколоть, пчела нечаянно ужалить, так свеча может ненароком ожечь.
И также, как пчела не жалеет себя на работе, так и свеча до того не щадит себя в своём жарком горении, что сгорает дотла.
Вот и вам, двум сестрицам, – пчеле и розе, – третья сестрица – свеча!
Пошел хороший человек в церковь и всем свечки поставил: перед иконой Пресвятой Троицы, перед иконой Богородицы с Младенцем Христом, Всем Святым и тому Ангелу небесному, что во сне ему являлся.
Вы спросите меня, а что такое мёртвое как живое?
А вы зажгите свечку перед иконой. Посмотрите на её огонек.
Разве он не живой? Живой!
И как он молится вместе с нами Господу и Богородице!
И людям хорошо, и Богу приятно!..


Василий Сухомлинский
Счастье и труд
У одной бедной женщины были два сына-близнеца. Когда сыновьям исполнилось семь лет, мать дала им по ведру, взяла за руки и сказала:
– Пойдем, сыны, добывать разум.
Шли они день, шли другой, а на третий пришли к высокой горе.
– В этой горе, – рассказала мать, – маленькими золотыми крупицами рассыпан разум. Чтобы добыть разум, нужно найти полное ведро маленьких золотых крупинок. Добывайте себе разум. – И дала сыновьям по маленькой лопатке.
Сыновья-близнецы были очень похожи друг на друга: синие глаза, черные брови, белое лицо… но душа у них была разная. Один сын – Работящий, а другой – Ленивый.
Ленивый взял ведро и лопатку и пошел прочь от горы.
– Пойду к речке, – сказал он Работящему, – рыбу половлю и уху сварю.
А Работящий сел возле высокой горы и начал пересыпать землю маленькой лопаткой. Наберет лопатку земли, высыпет, а из нее иногда падает золотая крупинка. Он ту крупинку и кладет в ведро.
Прошло много лет. Ленивый сын вспомнил о своем Работящем брате и решил: пойду посмотрю, жив ли он еще.
Идет день, идет другой, на третий день приходит к горе. Но гора совсем не там, где была много лет тому назад, когда они с братом были семилетними детьми. Стоит возле горы Работящий брат, а рядом с ним полное ведро золотых крупинок.
Удивился Ленивый, понял, что его Работящий брат пересыпал всю земляную гору и добыл разум. А он, Ленивый, только и научился рыбу ловить и уху варить.
– Что же ты теперь будешь делать? – поинтересовался Ленивый брат у Работящего.
– Пойду добывать счастье для матери.
– За золото, счастье купишь? – спросил Ленивый.
– Счастье не покупается, – отвечал Работящий брат, – счастье достигается трудом.




Василий Сухомлинский
Дырявое ведро
Один раз в неделю третьеклассники приходили вечером в школу с ведрами. Они поливали маленькие дубки, которые росли довольно далеко от школы – метров за триста.
Приходил и Николай Лежебока. Очень не хотелось ему работать. Несет Николай ведро с водой и всю дорогу от колодца и до дубков думает: «Зачем я на свет родился? Разве для того, чтобы это ведро носить?» Когда приближался день работы, Николай с самого утра думал: «Хотя бы сегодня дождь пошел».
Но дождя не было. Николай стал думать: «Как бы облегчить работу?» И придумал: пробил гвоздиком дырочку на дне ведра.
Набирает Николай полное ведро, но пока донесет – воды на дне – стакан остается. Легко стало Лежебоке.
Однажды к зеленым дубкам пришел дед Матвей – старый солдат. Все в селе уважали деда Матвея: за подвиги на фронте награжден он был тремя орденами.
Увидел дед Матвей, что Николай обманывает товарищей, а никто не видит обмана. Подошел к Николаю, когда мальчик выливал под дубок стакан воды, положил ему руку на плечо и говорит:
– Выверни карманы.
Вывернул Николай карманы в штанах и смотрит с удивлением на деда. И мальчики смотрят, и вожатая.
Взял дед Матвей у Николая тот же гвоздик и провертел в кармане дырку. Потом и в другом кармане дырку сделал. Вынул из своего мешка две горсти желудей, положил в карманы Николаю и говорит:
– Это не желуди, а патроны. И ты идешь не воду набирать, а по врагу стрелять, потому что – война. Враг вон за тем забором. Подойди, мальчик, к забору, и вынимай там патроны из карманов.
Наклонив голову, Николай сделал шаг, другой, третий. Желуди все высыпались. Пока дошел до забора, не осталось в карманах ни одного.
– Подумайте, каким человеком может стать Николай, – сказал дед Матвей и пошел своей дорогой.
Дети стояли, опустив головы. Они думали.

Составитель старший воспитатель Покачалова Т.В. ГБОУ «Школа с углубленным изучением отдельных предметов № 1248» Страница 61